Фигуристка Юлия Антипова: Я не самоубийца, чтобы вернуться к этому партнеру...

Юля Антипова - в первые месяцы лечения и сейчас. Фото из личного архива Антиповых.

- Юля, анорексия – заболевание психологическое. Как это произошло?

- Дело в том, что пока я выступала в одиночном катании, ни о чем подобном я даже не думала: «Худеть, любой ценой»… Вернее, не то, чтобы совсем не думала. Но как-то все происходило в рамках разумного: поправилась чуть-чуть – ничего страшного, похудела после этого – хорошо, молодец. Когда я попала в парное катание, я знала, что здесь вес – это очень серьезная тема, но я не думала, что тренер будет держать меня на диете постоянно!

- Как и в балете, и в художественной гимнастике.

- Может быть, я не знаю, что происходит там, но, по-моему, с парным катанием ничто не сравниться. Это было постоянное давление: ты чуть-чуть поправляешься, и партнеру уже тяжело, он не в состоянии удержать равновесие во время поддержки, или вообще может тебя уронить. Павлова говорила: «Либо ты уходишь обратно в одиночное катание, либо принимаешь мои условия». А диету мне на самом деле прописала даже не Наталья Павлова, а Артур Дмитриев: утром чай, немного творога, днем мясо, овощи. Вечером – огурчик, помидорчик, если не наелась – еще один огурчик. Но когда ты тренируешься с полной нагрузкой, такой еды явно недостаточно. Нужны витамины, микроэлементы – питание должно быть сбалансированным! Я чувствовала, что у меня все уходит в минус, даже не жир уходит, а силы…

Но когда я только попала к Павловой, поначалу никаких казусов не было: хороший тренер, все в порядке. Но затем наступил такой момент, когда я летом начала поправляться, потому что у меня начался переходный возраст. И меня посадили на диету. У меня начала расти грудь, попа – а это же никому не нужно в парном катании! Ну а дальше… Наталья Павлова действительно видела каждые сто грамм веса. Она могла начать орать на тебя на тренировке, она что угодно в такие минуты тебе говорила. А партнер поддерживал ее, говорил: «Юль, ну если хочешь, чтобы она на тебя так не орала – худей».

- Вы уже вторая фигуристка по счету, «выходящая» из этого треугольника с анорексией?

- До меня анорексия была у Любы Илюшечкиной. Которая тоже каталась с Нодари Майсурадзе у Натальи Павловой. Она в своих дневниках такое писала… Да, когда против тебя объединяются партнер и тренер – это очень нелегко. Нодар мог бы сказать: «Наталья Евгеньевна, не кричите, партнерша у меня нормальная, я ее легко поднимаю». А он говорил совсем другое...

- Кстати, ваши родители считают, что Нодар был для вас надежным партнером.

- В каком-то смысле – да. Он обращался со мной на льду очень бережно, он действительно не мог меня уронить. Во многих отношениях он был просто идеальным. Но в плане веса он взял сторону Павловой…

На сборах в Новогорске Наталья Павлова приходила с нами в столовую и следила, чтобы я не съела ничего лишнего. Когда за тобой вот так следят, конечно, ты не съешь. Сидишь, чаек попиваешь и уходишь голодной. Я не знаю, почему вот пары Нины Мозер нормально питаются? В их группе есть совсем молоденькая девочка, Лина Федорова. У нее тоже был переходный возраст, и она поправилась. Но ничего, ее никто не заставлял голодать, и все элементы на льду она очень хорошо делает.

И вот так я дошла до такого же состояния, как Илюшечкина. Правда, в каком-то смысле положение Илюшечкиной было получше: она весила все-таки 38 килограммов, просто с ней уже работал психолог. А я чувствовала себя полностью загнанной и тоже понимала, что мне нужен психолог. (Антипова прошлым летом весила 24 кг - Авт.)

Мы с родителями приехали в федерацию, это был долгий разговор. Родители сказали: «Мы хотим забрать Юлю из фигурного катания. Ребенок у нас потерял восемь килограммов. Все может закончиться очень плохо». На что нам ответили: «Как это забрать? На пару Антипова-Майсурадзе сделаны большие ставки, вы хоть знаете, что вы запасные на Олимпиаде в Сочи?». Потом моих родителей попросили выйти и оставили нас с Нодаром. И началось: «В тебя государство вложило столько денег, а ты хочешь уйти». Многое мне хотелось там сказать. Но я человек совестливый, на меня эти слова подействовали. Когда я вышла из кабинета, я обняла папу и заплакала: «Папа, мне пришлось сказать, что я остаюсь… Я не знаю, как это получилось…». Папа пошел туда. Он хотел выяснить, могу ли я пойти к Нине Мозер.

- Вы хотели к Нине Мозер?

- Потому что это адекватный тренер. Папе сказали – нет, у Мозер сейчас очень много пар. Главное, мне хотелось уйти из этого Ледового дворца. Нам в федерации смогли предложить только Артура Дмитриева. И то в том же Ледовом дворце. Я была не согласна, но я… согласилась. Все по той же причине. Но когда мне говорят о том, сколько сделало для меня государство, мне как-то тяжело возразить.

- Сейчас вы снова рисуете на уроках труда в госпитале коньки?

- (Юля поднимает над головой свою поделку. Потрясающе! Это конек, сложенный из прозрачных капсул из-под витаминов). Знаете, я беру эти капсулы, которые нам выдают на уроках труда, разделяю их пополам. Сначала наношу на дощечку рисунок, а потом приклеиваю капсулы. Если честно и откровенно, то я скучаю по конькам. Просто когда человек занимается с детства фигурным катанием, то как это можно просто забыть?! Бывали моменты, когда хотелось все бросить, а уже на следующий день хотелось себя спросить: «Что я делаю?! Я же не могу без фигурного катания!».

- Однако снова встать в пару с Нодаром вы уже не готовы?

- Я что, самоубийца, чтобы вернуться в этот же Ледовый дворец, к этому партнеру и этому тренеру?! Я разговаривать с ними не хочу.

- Ваше возвращение – это тема отдаленного будущего?

- Конечно. Несмотря на то, что я уже хорошо кушаю, анорексия – заболевание коварное, и должно пройти достаточно много времени, чтобы положительное отношение к еде у меня закрепилось, вошло в привычку. Вы спрашиваете о Нодаре, и почему я не хочу с ним разговаривать… Я чувствую, что мне нужно избегать любых напоминаний о травмирующем прошлом. Иначе болезнь может вернуться.